ВИРТУАЛЬНАЯ ЭКСКУРСИЯ     

«Усадьба Рязанка - место рождения

Петра Петровича Семенова-Тян-Шанского»

     Усадьба Рязанка на землях села Урусова была основана дедом учёного Николаем Петровичем в конце ХVIII веке. В усадьбе родились его дяди: Александр Николаевич, Николай Николаевич, Михаил Николаевич, Василий Николаевич Семёновы. В старом усадебном доме в Рязанке, помимо самого П.П. Семёнова, родились его брат Николай Петрович Семёнов и сестра Наталья Петровна Семёнова (Грот).

    В родовом имении П.П. Семёнов-Тян-Шанский жил до 1841 г. с небольшими перерывами и впоследствии часто гостил у брата. Рязанка навсегда осталось для него местом, где впервые пробудился интерес к изучению природы в её целостности и многообразии.

      Основание усадьбы Рязанка связано с именем деда учёного Николая Петровича Семёнова – боевого офицера суворовских войск, участника тридцати семи сражений. После завершения двадцатилетней военной карьеры и выхода в отставку он женился на дочери помещика Бунина Марии Петровне и поселился в Урусово. Молодые получили в приданое земли в окрестностях села Урусова, где в 1790 г. был выстроен усадебный дом.

    Пётр Николаевич Семёнов после женитьбы на дочери московского архитектора Бланка – Александре Петровне (1801–1857) поселился в Рязанке. В 20–30-е гг. ХIХ в. Петром Николаевичем была задумана большая программа реорганизации имения, включая строительство новых домов для крепостных крестьян и дворовой прислуги, строительство каменной церкви в Урусово и нового имения. В 1830 г. Пётр Николаевич по собственному проекту выстроил в Рязанке новый усадебный дом.

    В своих мемуарах учёный так описывает новую усадьбу: «Планировка усадьбы была навеяна отцу имениями южной Франции. Обширный нижний этаж был каменный (кирпичный) и предназначался не столько для хозяйственных помещений (кухни, прачечной), сколько для жительства всей прислуги.

     На этом обширном каменном здании был выстроен большой и высокий деревянный барский дом с просторным мезонином, окруженный со всех сторон просторною террасою, также покоющейся на нижнем каменном здании. В сторону въезда в усадьбу с этой террасы спускалась чрезвычайно широкая каменная лестница, по обеим сторонам которой, на скатах, обложенных белым известняком, были по два четырехугольных углубления, заполненных землею, и в них были посажены густые впоследствии кусты сирени. Двенадцать комнат барского этажа были высоки и просторны. Зала, служившая для балов и банкетов, во времена приездов многочисленных гостей имела 18 аршин длины и 12 ширины. Во всех приемных комнатах и спальнях полы были дубовые, паркетные. Роскошные двери были из полированной берёзы. Число небольших дверей в гораздо более обширном нижнем этаже было так велико, что впоследствии при разборке дома их насчитали более 70.

   В сторону, противоположную от реки и обращенную к югу, к дому была пристроена обширная оранжерея. Просторный мезонин заключал в себе по обе стороны от коридора шесть комнат для приезжающих. Вся правая сторона лесистого оврага между ним и новой усадьбой была обращена в сад английской планировки, которой пленился мой отец в особенности во время своего пребывания в Англии и для которой впервые в нашей местности были посажены моим отцом группы лесных деревьев». Вокруг дома был разбит английский парк.

     Гостеприимный дом Семёновых был культурным центром округи. Рязанку посещали не только соседские помещики, но и театральные деятели и художники из Москвы и Петербурга. Хозяева усадьбы имели хорошую библиотеку, в которую входили не только художественные, но и научные издания, выписывали газеты и журналы с литературными новинками. Душой многочисленного семейства был деятельный и жизнерадостный Пётр Николаевич – поэт, знаток истории и русской литературы. 

      Сестра Петра Петровича Наталья Петровна вспоминала о родителях:

 

    «Отец мой был человек в высшей степени общительный, остроумный и любезный. Куда бы он ни явился, тотчас делался душою общества, и вся молодежь бегала за ним и не давала ему покоя, если его усаживали за карточный стол. Он любил подчас посмешить и побуфонить, но шутки его ни для кого не были обидны, в них не было ни цинизма, ни пошлости, a с молодыми девушками он обращался с каким-то рыцарским уважением.

    Много раз рассказывала мне позже бабушка, что он часто повторял: „Кто позволяет себе при девушках нескромные и двусмысленные речи, тот человек низкой души». К нам, детям, отец был исполнен самой горячей нежности и во время наших детских болезней, в опасных случаях был вне себя от беспокойства и душевного страдания.. Как будто предчувствуя, как рано он нас покинет, особенно близок был отец наш к нам — детям. Зимою, если только он был дома, аккуратно каждое после-обеда и потом вечером после чая, он сам бегал и резвился с нами в нашей огромной зале. Мы играли в жмурки, коршуны, в кошки и мышки, горелки и пр., и отец все это оживлял своей веселостью. На святках он наряжался с нами, играл в муку (с кольцом), лил воск, устраивал пение подблюдных песен, на масленице катался с нами с горы, которую устраивал на лестнице террасы в сад, или с натуральной горы на реку. Еще сохранилось в моей памяти, как отец, занимаясь в кабинете, брал меня на колени, и обняв рукою, сам чертил планы, весело болтая и шутя со мною. Одним словом, мы в первом детстве были самые счастливые дети!

     Маменька, сходясь с отцом моим в нравственном строе и взглядах, была однако же совершенно противоположного характера. Ум ее был выдающийся, замечательный для женщины, чувства глубокие и сосредоточенные. Всегда сдержанная, она была молчалива и редко высказывалась. Любя садоводство, она занималась им неустанно. Даже зимою ходили мы с ней по лабиринту нижнего этажа в оранжерею, где она внимательно следила за топкой в цветочном и фруктовом отделениях. Она выписывала редкие растения и луковицы, завела теплицу с ананасницей. Получив для своего времени очень хорошее образование и, зная языки французский, немецкий и английский, она переводила с иностранных языков садовые книги и вообще любила чтение и письменные занятия.

     …Летом пользовались мы большой свободой. По окончании уроков нам позволяли бегать во всех концах огромного сада, лишь бы мы говорили куда идем, и это раздолье среди природы развивало не только наши физические силы, но и самостоятельность. Даже учебные занятия наши летом происходили на воздухе, на нашей великолепной террасе; тут же варилось обыкновенно варенье, маменька иногда составляла краски для шерстей домотканных ковров, и как деятельная хозяйка сама за всем присматривала».

     В семейную жизнь отец мой вносил столько активной любви, а мать столько сдержанности и разумного спокойствия, что наше довольно многочисленное и сложное семейство можно было считать идеалом семейного счастья.

 

     Способ воспитания нашего был самый разумный: мы в первом детстве всему учились играя, a между тем незаметно приобретали много познаний. Лучшие тогда появлявшиеся книжки и игры…. Присылал нам из Петербурга дядя наш Василий Николаевич Семенов, и старшие всегда заботились, чтобы мы были сколько можно полезно заняты и никогда не оставались с прислугой. Так, мы рано выучились географическим названиям по прекрасно составленному лото, в котором обдуманно были выбраны только самые главные и существенные имена земель, рек, городов и пр. Было и арифметическое лото, по которому мы научались считать и запоминать твердо таблицу умножения. В эти игры взрослые всегда сами играли с нами, так что всякая игра была вполне осмысленна и полезна. Отечественную историю мы рано узнали по изображениям царей, которые можно было расставлять. И вот мы твердо научились расставлять их по порядку царствований и могли назвать подряд всех князей и царей от Рюрика до Николая Павловича. При этих изображениях, весьма порядочно сделанных, были и маленькие книжки с самым кратким описанием их царствований и обозначением года рождения и смерти…. Кроме игр y нас были стенные карты, река времен, по которым мы любили путешествовать, запоминая географические и исторический имена и события. Родители показывали большое участие ко всякому вновь приобретаемому нами знанию, и все эти занятия и игры пробуждали в нас любознательность и самодеятельность и приготовляли нас к будущему правильному ученью.

… не могу вспомнить без чувства глубокого умиления те патриархальные и истинно христианские семейные начала, которыми отличались нравы нашего дома.

Из семейной хроники. Воспоминания для детей и внуков, Натальи Грот